Выбрался он со своими хромыми чертями из ада и направился в Гогенфурт. Вырезал там себе шест для прыжков, подкинул его к небу и начал небо раскачивать, и стало оно уже потрескивать.
Вот и говорит опять Святой Петр Господу Богу: «Дело не к добру клонится, надо будет его сюда впустить, а не то он нас самих с неба сбросит».
Вот, значит, пустили они его на небо. Но принялся Гансль-игрок опять там за свою игру, и поднялся на небе тотчас такой шум и беспорядок, что не могли они и собственных слов разобрать.
И говорит Святой Петр опять: «Господь, дело не к добру клонится, надо будет его вниз сбросить, а не то он взбунтует все небо».
Вот, значит, взяли они его и сбросили вниз; и разделилась тогда его душа на части и вселилась в разных других игроков-побродяжек, что живут и до сей поры.
Бесстрашный солдат большею частью бывает и беззаботным человеком. Такой-то вот беззаботный солдат и получил однажды отставку; и так как он ничему не обучался и ничем не мог заработать, то и пришлось ему бродить по миру и просить милостыню. На плечах у него еще была накинута старая шинель, и пара кавалерийских сапог из буйволовой кожи еще держалась у него на ногах.
Случилось ему как-то забрести далеко в поле и дойти до леса. Он и сам не знал, куда забрел, и вдруг увидел, что на пне сидит человек, одетый в приличное зеленое охотничье платье.
Солдат подал ему руку, опустился около него на траву и вытянул ноги. «Вижу я, приятель, — сказал солдат егерю, — что у тебя тонкие сапоги и вычищены важно; ну, а вот если бы тебе пришлось столько же шляться, как мне, то недолго бы они у тебя продержались. Вот посмотри на мои: они сшиты из буйволовой кожи и давно уже служат, а все еще в них куда хочешь ступай!»
Немного спустя солдат поднялся и сказал: «Не могу здесь больше оставаться, голод меня подгоняет. Но, франт-приятель, не знаешь ли хоть ты тут в лесу дорогу?» — «Не знаю, — отвечал егерь, — я и сам заблудился в лесу». — «Так, значит, и тебе так же солоно, как и мне, приходится? Ну что же, ровня с ровнею товарищи; значит, мы оба вместе и дорогу разыскивать станем».
Егерь слегка усмехнулся, и пошли они далее вместе и шли до наступления ночи. «Вижу я, — сказал солдат, — что мы из лесу не выберемся; но вон вдали огонек — там, верно, найдется нам что поесть».
И точно, они подошли к каменному дому, постучались у дверей, и им отворила старая женщина. «Мы ищем себе ночлег, — сказал солдат, — да кой-какой подкладки для желудка, потому что мой-то пуст, как старый ранец». — «Здесь вам нельзя оставаться, — сказала им женщина, — здесь разбойничий притон, и вы отлично сделаете, если отсюда уберетесь подобру-поздорову прежде, нежели они вернутся; если они вас здесь найдут, вам несдобровать». — «Ну, что ж за важность! — сказал солдат. — У меня уже два дня во рту маковой росинки не было, и мне решительно все равно — здесь ли погибнуть или в лесу околеть от голода! Как хочешь, а я войду!»
Егерь не хотел с ним входить, но солдат втащил его насильно, приговаривая: «Войдем, приятель! Ведь не сейчас же они до нас доберутся?!»
Старуха сжалилась над ними и сказала: «Залезайте за печку; коли от их ужина что-нибудь останется, то я вам эти остатки подам, когда они заснут».
И чуть только успели они усесться в углу, как в дом ворвались с шумом двенадцать разбойников, сели за стол, уже накрытый для них, и громко стали требовать, чтобы им подан был ужин. Старуха внесла большой кусок жареного мяса, и разбойники принялись за него очень деятельно.
Когда солдат почуял запах жаркого, он сказал егерю: «Не могу больше выдержать! Ей-ей, пойду сяду за стол и стану есть с ними вместе». — «Да ведь ты нас обоих погубишь!» — сказал егерь и стал его удерживать. Но солдат принялся громко кашлять.
Как только разбойники это услышали, они сейчас побросали вилки и ножи, вскочили из-за стола и нашли обоих незваных гостей за печкой.
«Ага, господа честные, — крикнули разбойники, — вы что тут в углу поделываете? Чего вам здесь надо? Или вы сюда разведчиками присланы? Вот погодите, мы вас научим летать, подвязав к сухой ветке». — «Ну, ну, повежливее, — сказал солдат, — я голоден, как собака, дайте мне поесть, а там делайте со мною, что вам будет угодно».
Разбойники опешили, и атаман их сказал: «Вижу я, что ты не из трусливого десятка; ладно, дадим тебе поесть, а там и в петлю». — «Ну, это еще не сейчас, — сказал солдат, присел к столу и храбро принялся за жаркое. — Франт-приятель, ступай сюда и ешь, — крикнул он егерю, — ведь и ты не меньше меня проголодался, а такого славного жаркого тебе, пожалуй, и дома не дадут!»
Однако же егерь отказался от еды. А разбойники смотрели на солдата с изумлением и говорили между собою: «Бесцеремонный малый! Нечего сказать!»
Затем солдат сказал: «Теперь, пожалуй, уж еды-то и довольно, так не дурно было бы и выпить чего-нибудь хорошенького».
Атаман расположен был даже и это допустить и крикнул старухе: «Принеси-ка нам бутылочку вина из погреба да смотри — из самых лучших».
Солдат откупорил бутылку со звоном, подошел с бутылкою к егерю и сказал: «Приметь, приятель, теперь увидишь ловкую штуку: я предложу выпить за здоровье всей шайки».
Тут он поднял бутылку над головами всех разбойников и воскликнул: «Пью за ваше здоровье, ребята, чтоб сидеть вам рот раскрывши да правую руку поднявши!»
И запил этот тост хорошим глотком вина.
И что же? Едва он произнес эти слова, как они все словно окаменели: сидят, не ворохнутся, рот открыв, правую руку вверх подняв!